— Боже мой! Кэтти! Она сказала, что потеряла его! — воскликнул Джеффри сквозь крепко сжатые челюсти. А затем, поняв, что не сдержался, попробовал изобразить полное отчаяние. — Что вы имеете в виду? Что вы хотите сказать?.. Что моя дорогая девочка… О боже! Но если вы посмеете… хоть в чем-то попытаетесь ее обвинить, я вас придушу! Она не может быть никак связана с этим отвратительным преступлением! Ей-богу! Она не имеет к этому никакого отношения!
— Монсеньор слишком расточителен на угрозы, — учтиво заметил Клик. — Может, не стоит ждать… У нас множество доказательств того, что женщина была замешана в убийстве и…
— Но это не могла быть леди Кэтрин! Клянусь!
Голос молодого джентльмена дрожал от переполнявших его эмоций, его взгляд метался от одного представителя закона к другому.
— Вы абсолютно уверены в том, что никого не подозреваете в совершении этого убийства? — спросил Клик с несвойственной ему прямотой. — Никого не подозреваете?
На мгновение молодой Клаверинг заколебался.
— Нет, — наконец кратко ответил он. — Нет, не подозреваю. Я ничего об этом не знаю. Меллиш рассказал мне об убийстве, и совершенно естественно было бы отправиться сюда и поискать…
— Да, господин, конечно, — мягко согласился Клик. — Тогда нам остается сказать вам «до свидания». Боюсь, что у меня не получится снова встретиться с вами, так как завтра я возвращаюсь в Париж. А распутывать это дело, скорее всего, придется моему английскому коллеге, господину Джорджу Хэдленду. Так что adieu, а не au revoir.
Он протянул руку молодому джентльмену, который в свою очередь крепко пожал ее. Инспектор почувствовал, что при этом Джеф Клаверинг дрожит всем телом. Затем, пробормотав что-то вроде «доброй ночи», он направился по переулку в сторону железнодорожной арки, откуда, скорее всего, и пришел.
— Хм-м-м! — протянул инспектор Клик и вновь принялся теребить подбородок большим и указательным пальцами. — Полный отказ! И с достаточной благопристойностью, чтобы покраснеть! Точно так!.. Точно так!..
Господин суперинтендант Маверик Нэком, очень хорошо относившийся к отцу молодого Клаверинга, подошел и положил руку на плечо инспектора.
— Инспектор Клик, — начал он шепотом, переполненным беспокойства и волнения, — не стоит осуждать этого парня. Вам же удалось что-то выяснить. Не томите, расскажите, какие выводы вы из всего этого сделали?
— Вы считаете, что я сделал какие-то выводы, господин суперинтендант? Хорошо, скажу честно… Я считаю, что молодой человек неумело лгал нам, словно карманник, решивший пустить пыль в глаза. Он определенно подозревает кого-то… и для этого у него есть веские основания. Он и прежде, и сегодня вечером побывал в этом заброшенном доме. Именно он раздавил золотой флакон с фиалковым маслом. Этот аромат ощущался от листа бумаги, на который он наступил, — от его ботинок, от кашне, кепки, упавших на землю во время драки с Доллопсом.
— Спаси Бог! Бедный его отец! Конечно-конечно, Клик, вы не верите…
— Мой дорогой господин Нэком, я никогда не стану ни во что верить, пока не получу тому абсолютное доказательство. А то, о чем я могу думать, — отдельный вопрос.
— И вы думаете, что этот мальчик…
— Вы хотите знать, считаю ли я его импульсивным, привлекательным молодым человеком, этаким Дон Кихотом на свой дурацкий манер, — или опасным и ловким преступником? В какой-то момент я никак не мог решить, что мне выбрать. Одно несомненно: Джеффри Клаверинг знает об этом преступлении больше, чем говорит. Судя по всему, он выгораживает какую-то женщину… И скорее всего, это леди Кэтрин Фордхэм, побывавшая сегодня ночью не только в особняке Клаверингов, но и в особняке Глира, причем вместе с самим Джеффри.
— О боже! Инспектор Клик, откуда вы это взяли? — хриплым, дрожащим голосом воскликнул Нэком.
— Во-первых, вся одежда молодого Клаверинга была пропитана запахом фиалкового масла, хотя, по словам погибшего охранника, по этому переулку прошла только одна женщина — вероятнее всего, леди Кэтрин Клаверинг. Джеффри, конечно, выгораживает ее; он не хочет, чтобы кто-то узнал, что она ушла из дома, бросив гостей. Нет, я думаю, что они оба побывали тут сегодня вечером… Но давайте узнаем, что там накопал Доллопс.
А через минуту, откликнувшись на крик совы — условный сигнал, который подал инспектор Клик, — вернулся Доллопс.
— Боже правый, сэр! — воскликнул он, увидев, что инспектор и суперинтендант отпустили «задержанного». — Вы что, специально отослали меня, чтобы его отпустить? Тут же кругом полно его следов. Их в переулке пруд пруди… Кстати, господа, мне нужно осмотреть вашу обувь. Надо сказать, вы тут тоже изрядно натоптали… И все же отпускать этого парня не следовало. Он тут так подозрительно терся, прятался… Мне показалось, что он прятался…
— Он прятался? Где?
— Да господин суперинтендант, я все время пытался об этом сказать, только вы мне не давали. Вы мне рот раскрыть не давали, но я-то уверен, что этот субчик затаился вон у того дерева, — и Доллопс направил луч своего фонаря на дерево, стоящее примерно в трех-четырех ярдах от полицейских. — Он был там, и как только такси уехало, я почти сразу его заметил. Он шел на цыпочках, чтобы не шуметь, но я смог подобраться к нему совершенно незаметно…
Суперинтендант Нэком резко повернулся к инспектору Клику. На мгновение наступила зловещая пауза, а потом инспектор заговорил:
— Просуммировав все эти факты, как вы считаете, господин Нэком, — молодой Клаверинг есть герой или негодяй? Если он невиновен, то почему прятался? А если он не преступник, то скажите, что он вообще тут делал?