— Гм-м-м! Да, это, конечно, существенный недостаток. Может, порой он встает и блуждает в ночи?
— Ничего не могу сказать вам по этому поводу, сэр. Никто в доме лорда Улмера не видел, кроме дворецкого. Так что не думаю, что он много ходит, сэр. Говорят, он так сильно растянул лодыжку, что ногу на пол поставить не может. Дворецкий сам носит ему еду — по крайней мере, он так делает с тех пор, как лорд приехал сюда прошлым вечером. Словно я не могу отнести ему обед… нет, в самом деле…
Клик мысленно кое-что прикинул. Тогда, если ни один из слуг в усадьбе не видел его светлости, за исключением дворецкого Джонстона… Точно, точно так! Его светлость не знал, как выглядят остальные… Инспектор едва заметно покосился на слугу. Ливрея темно-зеленая, как бутылка… почти черная, в темноте и в самом деле будет казаться черной. Жилет в черную и желтую полосу. Никаких шнуров, никаких серебряных пуговиц. Гм-м-м! Жилет с черными и желтыми полосами, а больше ничего блестящего. Обычный вечерний костюм, и подмены никто не заметит. К тому же лорд отказался от доктора и не пускает к себе никого постороннего. Хорошо… Похоже, для вас складывается все удачно, мой лорд. Слишком удачно.
Мысли инспектора неслись с огромной скоростью. А потом он неожиданно принял решение. Лакей все еще что-то говорил, когда Клик перебил его:
— В общем, думаю, его светлость не сильно побеспокоит меня. Он ведь, судя по всему, не станет блуждать ночью по дому. Ну а я сплю крепко, так что его храп мне не повредит. А вот то, что комната на втором этаже — главное, — бесцеремонно сказал он. — Так что вы сможете показать мне ее.
— Хорошо, сэр, если вы так хотите, — ответил лакей, открыв двери комнаты.
Комната и в самом деле примыкала к апартаментам лорда Улмера, однако, к сожалению, не соединялась с ней дверью, а стена, разделяющая комнаты, судя по всему, была довольно крепкой. Значит, чтобы заглянуть в комнату лорда Улмера, надо в нее войти.
— Хорошо, так и будет. Вы можете идти, — сказал детектив.
Выслушав его, лакей мягко закрыл дверь и исчез. Инспектор Клик выждал минуту или две, чтобы слуга спустился по лестнице, а потом выскочил на цыпочках и поспешил прочь из дома.
Оказавшись за углом, он неожиданно остановился и начал насвистывать популярную мелодию «Кэтлин Мавурнин». Через мгновение из темноты вынырнул Доллопс.
— Мои вещи, немедленно, — прошептал инспектор Клик. — Нужен вечерний костюм. Двигайся побыстрее, я спешу.
— Понял! — кивнул Доллопс и исчез, словно выключенный свет. Через полминуты он снова появился и передал инспектору пакет. — Вот, пожалуйста, то, что вы хотели. Ваш вечерний костюм. Мне оставить его тут или возьмете с собой?
— Возьму с собой. Так как мне понадобятся и другие вещи. Где… господин Нэком?
— Вернулся в город… в Скотланд-Ярд. Найти суперинтенданта?
— Нет, не сейчас… хотя, может быть, сегодня чуть позже вечером придется это сделать. Сейчас можешь отправиться отдохнуть, перекусить, но самое позднее к девяти возвращайся. Скорее всего, ты мне понадобишься. Ступай!
И, подхватив сверток с костюмом, инспектор Клик через пять минут вернулся назад в выбранную им комнату.
Привыкший быстро переодеваться, он сменил костюм много быстрее, чем это смогли бы сделать большинство людей, благо одежда была упакована таким образом, чтобы ее легко можно было извлечь. Потом вынул остатки этикеток из карманчика записной книжки и внимательно их осмотрел, поднеся к свету лампы. Однако судя по всему, они были одинаковыми и у них сгорели разные части, поэтому, сложив их вместе, Клик смог прочитать большую часть напечатанного.
ДЖЕТАНОЛА
ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ОБРАБОТКА
ДЛЯ БОТИНОК И ЛЮБОЙ ДРУГОЙ КОЖИ
ПРОИЗВЕДЕННАЯ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО
ФЕРДИНАНДОМ ЛОВЕЦКИМ
ДОМ 63 ПО ЭССЕКСКОМУ ШОССЕ
СОХО
В конце концов, неведомый репортер не слишком обманулся, когда истолковал те таинственные надписи на рубашке мертвеца, как «дом 63 по Эссекскому шоссе» — адрес, где проживал некий Фердинанд Ловецкий, производящий крем «для ботинок и другой кожи».
Кроме того, инспектор Клик был уверен в двух вещах — и исключал возможность даже самой малейшей ошибки. Сначала он убедился в том, что мертвец не был Фердинандом Ловецким… никоим случаем не им. Во-вторых, надпись на рубашке была сделана определенно не краской для усов, а, скорее всего, той самой «Джетанолой», производящейся по адресу Эссексское шоссе, 63. С другой стороны, какой смысл был в этой надписи на одежде мертвеца? Один из репортеров предположил, что это подпись убийцы, а точнее, какого-нибудь тайного общества. Выходит, долг мести теперь оплачен и предатель наказан. Но тайное общество не нуждается в таких подписях. Если бы человек и в самом деле был Ловецким, детектив сразу бы узнал его. Ловецкий был отмечен, и те, кто отметил его, определенно знали свое дело. И речь, видимо, шла не о «подписи» того, кто нанес удар.
И Фердинанд Ловецкий, который никогда не был «отмечен»… и никто никогда не подписывал ему смертный приговор, никто не стремился его наказать… по той простой причине, что, насколько знал Клик, этот человек уже лет пять как лежал в могиле. Он знал это безотносительно, знал из другой жизни, навсегда оставленной позади… из жизни Исчезающего взломщика… из той жизни, от которой он отказался, раскаявшись… из той жизни, когда он был вместе с Марго — королевой апашей. В те безумные времена он хорошо знал Ловецкого. Везунчик, бывший банкрот, вор от рождения, ленивый бродяга в сердце, присоединился к апашам, стал одним из них. Однако ненадолго. Через шесть месяцев пришло известие о том, что умер его дальний родственник в России, оставив ему наследство, которое он теперь имел право получить. И тогда он отправился в Москву, чтобы потребовать это небольшое состояние. Но закон апашей суров, и Марго потребовала разделить наследство. Ловецкий воспротивился — поклялся, что ничего не отдаст. То, что его по праву, должно было целиком принадлежать только ему, и это сработало. Но через пять дней его тело выудили багром из Сены, и он долго находился в морге, ожидая, пока его опознают. Марго трижды ходила смотреть на его тело, прежде чем полицейские записали в своих отчетах: «неизвестный».